- Я рос в восьмикомнатной коммунальной квартире, где было сорок хозяев. В нашей пятнадцатиметровой комнате нас жило: крестный, его жена, его двоюродный брат, моя двоюродная сестра, бабушка, мама и я. Когда все ложились спать, пройти уже было невозможно. Помню, когда я был маленьким, я все время оставался с парализованной бабушкой (в садик меня не отдавали, потому что у мамы денег не было). Я тогда очень в окно смотреть любил. А у окна стояла кровать жены крестного. Так чтобы я на ту кровать не садился, она иголки подкладывала. Я забывал об этом - и колол себе ноги.

- Это в Питере было?

- Да, на Кондратьевском проспекте. Потом мы переехали в однокомнатную квартиру - мама, бабушка и я. Но крестному квартиру не дали, и он с молодой женой снова оказался с нами. Наконец, мы с мамой остались вдвоем в двухкомнатной квартире. Вот тут-то, казалось бы, и зажить. Но квартирка была крохотная - в "хрущевке".

- Это государство таким образом ваши жилищные проблемы решало?

- Да. Мама уже на шестой день, после того как меня родила, вышла на работу - в совхоз. Там всю жизнь и трудилась. А квартиру ей сначала предлагали другую - у Парка Победы: в новом высотном доме, со встроенной мебелью. Но тогда понятия были другие. Она ответила: "Ой, да вы что? Далеко на работу ездить", - и выбрала "хрущевку" на родном Кондратьевском. Там, помню, была такая маленькая кухня, что двоим не разойтись. Обедать все время приходилось в комнате, а это уже неправильно, это и есть коммуналка. Когда я уже вырос и снимался в фильме про академика Павлова - играл одного из его сыновей, - только тогда и понял, что такое настоящая квартира. Это где у каждого - своя комната. И есть еще столовая - место, где собираются все. А кухня - прерогатива кухарки. Это изолированное помещение, поэтому во всей остальной квартире не пахнет едой. Мы же живем все время с запахом еды. Даже в очень хороших современных квартирах от этого запаха не избавиться. В общем, у меня есть мечта: заработать или, как у всякого русского человека, выиграть или найти денег и купить квартиру с большой изолированной кухней.
Помню, когда мы с моим сокурсником Андреем Машковым помогали переезжать в центр Анатолию Юрьевичу Равиковичу - это довольно давно уже было, - меня поразила как раз большая кухня, огромные комнаты и то, что раковина в туалете. Большую квартиру мне не хочется, но кухня должна быть метров 16 -18, чтобы и диван можно было поставить.
Старые пятна, из детства, - они ведь все равно вылезают - то так, то этак. Вот сейчас так сложилось, что я живу у любимой, с ее родителями. А это опять получается коммуналка. Не потому, что у нас отношения плохие. Просто в каждой семье - свой уклад, свои обычаи. Вот, например, когда я жил во втором браке, я отовсюду подарки какие-то старался привозить. А мне всегда пытались деньги отдать. Так поставлено было у людей.

- С чем еще связаны у вас самые сильные воспоминания детства?

- Очень хорошо помню, как на ходулях ходил. И еще: недалеко от нашего дома был свинарник.

- Прямо в центре города?

- Да. В Калининском районе, на улице Блюхера. И свиньям привозили пищевые отходы: арбузы, яйца, у которых срок годности прошел. И мы с дворовыми ребятами устраивали войны, а яйца и арбузы использовали в качестве снарядов. Помню, я держал пригоршню яиц - и меня кто-то ударил, так что все эти яйца оказались на моем лице, на одежде. И вот я стою на коммунальной кухне в тазу - голый, зареванный, - а бабушка меня моет. Кота помню - тридцатикилограммового, кастрированного. В эту квартиру много приносили котят, но их всех крысы сразу загрызали, а этого не трогали.

- Крысы прямо по квартире бегали?

- Да, конечно. Мой крестный и свиней разводил, во дворе дома - в сарае, где дрова хранили.

- Что же это за дом-то был такой? Типа барака, что ли?

- Нет. Бараки были рядом. А это был дом - двухэтажный, каменный, построенный китайцами в 24-м году. Когда его пытались разрушить, то пришлось его чуть ли не взрывать, потому что китайцы раствор строительный на яйцах замешивали. От нашего дома был ход подземный, бетонный - от Кондратьевского до Финляндского: его потом засыпали. Помню, маме дали землю под дачный участок и разрешили совхозную теплицу разобрать на доски. Мы вдвоем ее разобрали, а потом наняли машину, чтобы эти доски до участка довезти. Так теплица нам вышла рублей в пятьдесят, а подвоз - в сто пятьдесят. Поставили домик небольшой. А как-то в магазин по соседству привезли рыбу из Прибалтики в добротных таких ящиках. Я шел по двору и услышал, что эти ящики сжигать собираются. Вот мы с мамой всю ночь эти ящики разбирали и к себе по частям перетаскивали. Потом весь дом снаружи обшили этими рейками.
Дом... глупо для себя создавать, надо, чтобы для кого-то. Однажды, когда еще со второй женой жил, я сделал тахту из трех матрасов. Представляете, в семнадцатиметровой комнате стояла только эта тахта. Я много чего тогда делал, выдумывал. А когда расстались, ничего не хотелось делать: для себя - не хотелось. У меня был момент в жизни - целых полгода, когда я на выходных возил на дачу продукты детям и маме, а потом всю неделю (работы тогда не было) лежал на кровати и курил "Беломор".
Бывает смешно иногда смотреть, как у человека не складываются отношения - и он думает: вот куплю квартиру, отделаю - и все наладится. Если изначально ничего нет, в новой квартире ничего и не появится. Дом - не спаситель, он - оберегатель.
Но даже если есть все и отношения у людей очень близкие, человеку все равно необходимо оставаться одному. Даже перед любимой ты все равно играешь какую-то роль, а человеку обязательно надо иногда быть самим собой. Тут есть еще один момент, связанный с моей профессией. Актер, прежде чем на сцену выйти, должен соскучиться по людям. Забиться в уголок - полежать, покурить - и соскучиться. Поэтому актеру нельзя быть политиком. Да любому художнику одиночество требуется. Потребность в уединении все равно остается, как бы мы ни скучали по нашим близким. У мужчины в квартире обязательно должен быть угол - вроде такой кладовки, которую называют "тещина комната", где никто не пытался бы навести порядок. Должна быть территория свободы, где мужчина мог бы заниматься тем, чем ему хочется, иначе дом для него домом не будет. Вот я про себя думаю: почему я иногда покрикиваю дома? Ну, потому что зануда - это понятно. А еще я сейчас живу в таких условиях, что для того, чтобы что-то прикрутить, мне надо спрашивать разрешения. Вот и самоутверждаюсь за счет крика.

- И все-таки, что такое для вас ощущение дома?

- С домом, если это дом, у каждого человека складываются особые отношения. Ну вот не хочу я сегодня убираться, нет у меня такого желания - и я могу это себе позволить в своем доме. А если я делаю уборку, потому что так принято там, где я вынужден жить, то ощущения дома не возникнет. Или мусор выносить - ну не хочу я этого делать вечером, потому что, говорят, нельзя на ночь мусор из дома выносить, - а приходится.

- То есть отношения человека с домом обязательно должны быть свободными?

- Да. Обязательно. И еще - интимными. Ведь если живешь в гостинице целый год, даже номер становится домом. Потому что время от времени заходит чужой человек, который может посмотреть твои вещи, дотронуться до них, протереть на них пыль. А я даже у своих детей никогда без спроса не могу ничего взять.

- Но разве просто оттого, что рядом - любимая женщина, не возникает ощущения дома?

- Возникает ощущение женщины. А дома - нет.