«…И бродил по улицам до тех пор, пока ему не удалось снять комнату, соответствующую его скудным средствам. Эта комната представляла собой подобие мансарды и находилась на улице Могильщиков, вблизи Люксембурга…». Такова была первая парижская квартира шевалье д’Артаньяна. Последняя (по крайне мере, на сегодня) квартира Михаила Сергеевича Боярского находится неподалеку от бывшей царской зимней резиденции - на набережной Мойки, причем не в «подобии мансарды», а наоборот, на первом этаже.

Минуя эту парадную, петербуржец может просветить иногороднего: «А вот это – парадная Боярского и Собчака» (или «Собчака и Боярского»). О квартире Михаила Сергеевича ходят легенды (люди осведомлены благодаря телепередаче: говорят, «шикарно!»). Мы сидим в красной гостиной: камин, на стенах – шпаги и большие фото вечно юных «битлов». Михаил Сергеевич похож на отдыхающего графа. Говорят, сначала ему предлагали роль Атоса. Да, без сомнения, – граф де ля Фер. Деловые телефонные звонки, иногда прерывающие нашу беседу, кажутся очень странными в этой обстановке.

Михаил Сергеевич, а почему гостиная красного цвета?
А была бы зеленого цвета – спросили бы, «почему зеленого»? (Так же он парирует вопрос насчет, например, черной шляпы – дескать, «а если розовую надену – тоже выспрашивать будете?». И черт меня подери, если Боярский не прав.)

Эта квартира сильно менялась с годами?
Глобально она менялась всего один раз – мы сделали ремонт. Когда сюда въехали, то есть лет пятнадцать назад, эти помещения мало походили на квартиру. Серый коммунальный «чулан» с грязными полами, с обоями, из-под которых проглядывали доски. Но чем-то этот «чулан» Вам понравился…
Я жил напротив, так что знаком был и с этим районом, и с этими домами. Вообще-то большая часть моей сознательной жизни прошла на Благодатной, недалеко от Парка Победы, у метро «Электросила». Заводской район, серенький такой. Невзрачные «хрущевские» дома. И когда в центр приезжал, на Дворцовую, в Летний сад – это было, как экскурсия по другому городу. Потом волею судеб случилось так, что театр выделил нам квартиру на Мойке, двухкомнатную; но у нас двое детей, и когда появилась возможность изменить свое жилищное положение – подвернулся случай, я попал в эту квартиру. Раньше здесь жили всего два человека, они хотели поменять свою 4-комнатную на 3-комнатную. И мы сделали ряд обменов. Супруга Лариса со слезами на глазах переезжала сюда: «Да никогда в жизни я не позволю, чтобы мы жили на первом этаже! Ужас!». Но как-то уговорил. После переезда решились сделать тут серьезный ремонт, – правда, длился он долго. Поначалу просто убрали все лишнее – обои, мебель, доски, прочистили все дымоходы, положили нормальные полы, часть стеклопакетов поставили – где можно было, конечно. Фасад все-таки «музейный», принадлежит городу… Ну а когда сюда переехал Анатолий Александрович Собчак, на четвертый этаж, – вся парадная преобразилась. Благодаря Людмиле Борисовне Нарусовой. Она, надо сказать, очень деловая, очень такая… сильная женщина, то есть может заставить всех сделать так, как она хочет. Жильцы скинулись на охрану, на то, чтобы была чистота в подъезде и цветы на подоконнике…
Даже неловко спрашивать – стали бы Вы что-то улучшать в квартире?
Я настолько привык уже к этой обстановке, у меня уже настолько замылился глаз, что я недостатков не вижу. Люди, которые жили здесь, скажем, в 1910 году, должно быть, здорово смеялись бы над нами – они ведь как-то умудрялись спокойно и счастливо жить без того, чем мы свои жилища пичкаем - телефонами, компьютерами и так далее.
А здесь есть что-нибудь из Ваших детских вещей?
Нет… Здесь ничего не осталось от детства. Все кануло в Лету, все осталось на Гончарной улице, где я родился. Там у нас была всего одна комната в коммунальной квартире. Да, жаль, наверное, что здесь ничего нет из детства – там ведь, конечно, хорошо было, тепло – так, что лучше не бывает. Но, видимо, моим детям будет эта квартира тепла и дорога. А я… Думаю, что смог бы с ней спокойно расстаться, если будет необходимость. Допустим, если наводнение великое случится. Ну и бог с ней.
Какой характер у этой квартиры?
(пауза) Характер… Пожалуй, квартира – это квартира. На человека она не похожа. В утилитарном смысле она уютна. В философском смысле – нет. Я объясню. Родной «угол», который любит человек, – это тот, который уже был до него, который старше него. Это то первое, что человек осознает, как нечто «свое», но не сделанное им самим. Данность некая. А когда ты, в свою очередь, создаешь сам новый «угол», к нему уже не испытываешь такого трепета. «Там» все было так, как не могло быть иначе. А «здесь» – ну, можно так, можно по-другому. Можно вообще переехать. Иностранцы к этому проще относятся – они переезжают в жизни очень часто. Если, конечно, речь не идет о родовом имении, замке, который передается из поколения в поколение. Может, умонастроение у людей было бы иное, если бы они могли менять квартиры как перчатки.
Вы бы меняли?
Не думаю. Я бы жил оседло, мне это больше нравится. Сейчас я спокоен – большего мне не нужно. Устраивает. Я за жизнь разные варианты видел. В коммунальной квартире жил – там постоянная война шла. Я был созерцателем, не участником – для участия я мал был. Когда переехали в двухкомнатную квартиру – там было слышно все, что творится на верхнем этаже, на нижнем, справа и слева. Это было чудовищно, причем часто мы и были основным источником звука – все-таки актерская семья. Я заканчивал при Консерватории школу, бренчал на фортепиано, музыку слушал. Нам стучали по батарее и в стены. Акустика была такая, что мы могли позвать соседей домой, не выходя из квартиры – просто крикнуть. А здесь на удивление толстые стены, больше метра, наверное. Но все равно, в некоторых местах слышимость есть: вероятно, произошла какая-то ошибка при реконструкции. Чего у Вас в подъезде не наблюдается – так это социальной разноплановости жильцов… Соседи - милые люди: драматурги, художники… В любом случае - видите ли, у меня единственная квартира на этаже, так что я даже не очень понимаю, что это значит – социальная разноплановость. И когда жил в доме напротив, у нас был такой «рукав», который уходил в сторону от соседей по лестничной площадке.
Вы, что называется, «продвинуты» в смысле информации о рынке недвижимости?
Во всяком случае, больше, чем те недодвинутые, которые полагают, что в недвижимости – счастье. Вы знаете, плита над могилой – это тоже недвижимость, ну и будем ли мы дальше рассуждать в этом направлении? Мне в этой сфере все более-менее ясно. Я понимаю, что это хороший бизнес, что это хорошее вложение. Но это не сущность жизни.
Сыну ведь вы приобретали квартиру, значит, куда-то обращались…
Почему обращался? Я сам все и сделал. И довольно легко. При наличии элементарного - газет и объявлений - довольно просто выстроить необходимую тебе цепочку. Ну и случай, конечно. Вот та квартира, в которой теперь Сергей со своей семьей живет, – в нашем же доме, только на третьем этаже. И если дом несет на себе отпечаток биографии тех людей, которые в нем жили... В той квартире, где сейчас обитает Сергей, Пушкин бывал, актриса Семенова жила. Может, и в эту, нашу квартиру, Александр Сергеевич заходил… Впрочем, не знаю. Но мне достаточно и того, что он по этой набережной ходил и жил неподалеку.
Какое самое дорогое для Вас событие произошло здесь?
Мои дети, правда, родились в другой квартире. Но тем не менее… Нет, все-таки это нужно у детей спросить. Я знаю просто факты: квартира очень дорогая, она может быть и офисом, и частью японского консульства. Мне уже предлагали любые квартиры за то, чтобы я в обмен освободил эту – чтобы японцам было посвободнее. Причем предлагали в два-три раза большие площади.
Куда Вы ни за что не пустите меня, совершенно постороннего человека?
Нет такого места.

…Так оно и оказалось. Михаил Сергеевич провел экскурсию по квартире. Я бы вам рассказала – но слов нет. Каждая комната – свой цвет и свое настроение. Может, еще когда-нибудь по ТВ покажут... Да, еще. Двери в квартиру не запираются. Ну да, конечно, есть же охрана. Но все-таки, двери запертые или не запертые – это что-то из области психологии.